Дитя Плазмы - Страница 79

— По-видимому, источники, из которых вы почерпнули свои сведения, недостоверны. Могу вам только посочувствовать.

— Спасибо, — я кивнул. — И что же, у вас ни разу еще не было прецедента?

— Почему же, дважды, — каменные черточки лица моего собеседника ничуть не смягчились. — Но это за семьдесят с лишним лет! И в том, и в другом случае система вовремя заблокировалась. Кстати сказать, оба раза происходил обрыв световых волноводов. Но ничего страшного не произошло. Информация была многократно зарезервирована, и адресат оказался чуть-чуть в ином месте и с некоторой вполне объяснимой задержкой. Только и всего. Повторяю: это сверхнадежнейшая система, и мы стараемся предусмотреть все. Не забывайте, мы имеем дело с живыми людьми.

— Вот именно! — подчеркнул я. — Не с мебелью и не тарой для перевозки овощей.

— То есть? — он нахмурился.

— То есть… Я хочу сказать, что не верю в сверхнадежнейшие системы. Таковых попросту не существует в природе.

Развязным движением я взял со стола деревянное пресс-папье, с любопытством покрутил перед глазами. Мне удивительно хотелось поставить этого типчика на место, а кроме того — штучка действительно была забавной. Дерево, раритет боевых эпох. В книгах подобными пресс-папье иные взбалмошные субъекты колотили по головам своих недругов. Я прикинул вес канцелярского старичка и в некотором недоумении возвратил владельцу. Раскатать им по столу муху было вполне возможно, но оглушить какого-нибудь злодея — навряд ли.

— Вырежьте здесь восемь меток. На память. Перочинный ножик я могу вам одолжить.

— Не понимаю вас, — он поправил на шее галстук и ладонью нервно провел по безукоризненно уложенным волосам.

— Да не волнуйтесь вы так. Было бы с чего. Вы ведь совершенно точно высказались насчет живых людей, но все же — кое-что имею вам возразить.

— Что-что вы имеете?

Игнорируя его ернические интонации, я выставил пятерню и еще три пальца.

— Пока их только восемь. Четыре плюс четыре и девять минус один. Может быть, не очень убедительно, потому как почти в миллиард раз меньше населения Земли. И все же это аргумент. И боюсь, он запросто перевесит всю вашу убежденность.

Я таки допек главного диспетчера. Мне пришлось вскочить, иначе я просто не успел бы его подхватить. Этот упрямец оказался туговат на ухо. Он не внял моему совету насчет обморока, и, особенно не церемонясь, я привалил его к спинке кресла и вылил на его прическу половину воды из графина. Оплеухи и нашатырь не понадобились. Захлопав глазами, он пошарил руками по груди и беспомощно произнес:

— Вода?..

Я хотел сказать «компот», но он бы наверняка не понял меня. Юмору я предпочел правду:

— Она самая, дружище, — я подмигнул лежащему. — Вы чуть было не утонули, но, к счастью, поблизости оказался я. А вот и медаль за спасение утопающих, — я снова показал ему жетон. Ему пришлось вспомнить все. Вид жетона порой действует отрезвляюще. Предусмотрительно я пощупал чиновничью кисть. Она была теплой, как и положено, пульс не вызывал нареканий. Сердце главного администратора не собиралось отлынивать от работы.

— Одна маленькая просьба: во время нашей работы воздержитесь от повторных обмороков. Воды в графине было ровно на один раз.

Он пообещал. А через пять минут мы уже погружались в рутину диспетчерской деятельности. Для начала мне терпеливо объяснили принцип репликации, которого я снова не понял. Затем познакомили с основными зонами Знойного, с сетью репликационных кабин и электронным управлением всем этим хозяйством. Я гуттаперчиво кивал, мотая на ус и по мере сил пытаясь просеивать информацию сквозь ветхое ситечко своего разума. Толик, так звали диспетчера, отныне не скрывал ничего. Он явно преобразился к лучшему, и даже его всклоченные, непросохшие волосы вызывали во мне самый теплый отклик. В разгар нашей лекции в кабинет сунулся было старичок с бородой и дипломатом, но Толик немедленно назвал его «молодым человеком» и вполне интеллигентно выпроводил за дверь. Стоило ему вернуться ко мне, и тон его чудесным образом изменился. Людям нельзя быть главными — вот что я уяснил в процессе этой беседы. Уже хотя бы потому, что это неестественно, а неестественно потому, что это неправда. Главных нет, так как нет неглавных. Все люди — братья. Чуть реже — сестры. И можно делить их по таланту, по уму, по энергетике, но о главенстве лучше забыть с самого начала. В качестве «брата», на мой взгляд, Толик несомненно выигрывал. Он был бледен, мягок и разговорчив. Мои вопросы заставляли его вполне по-человечески хмуриться, а шутки вызывали задорный смех. В общем на господина Павлова, здешнего уникума и акселерата, работающего непосредственно с программами декодера, мы вышли в каких-нибудь полчаса. Толик не был твердым орешком. Он тоже любил искусство и людей. Первая трещина решила все, и сейчас я лишь по крупинкам отколупывал частицы диспетчерской правды. Чтобы лучше переварить ее, пришлось включить вентилятор. Правда была сурова и абсолютно неженственна…

Еще лет десять назад наш нежно любимый Толик был школьным приятелем Павлова. Не то чтобы они дружили, но и особой неприязни друг к другу не испытывали. Уже тогда этот самый Павлов подавал надежды, поражая преподавателей удивительно емкой памятью. Как объяснил Толик, истинный программист обязан быть талантливым и памятливым. И то и другое наличествовало у Павлова в избытке. Юный же Толик, не имел ни первого, ни второго. Он располагал талантами в иной области — он был деятелен и тщеславен. Благодаря этим качествам он и сумел стать Главным в каких-нибудь три-четыре года, а, возвысившись, немедленно вспомнил о Павлове. В принципе он рассуждал верно. Смесь из памяти, таланта и тщеславия — штука гремучая. Объединившись, юные ученые не стали терять время. Не мелочась, они взялись за истинно глобальную тему — тему дешифрирования биокода. Павлов верил в свою звезду, Толик верил в Павлова. Вот почему, будучи главным диспетчером Знойного, он допустил приятеля в святая святых — в здание центрального декодера города. Они старались действовать осторожно и если бы могли предвидеть, что эксперимент приведет к подобным результатам, разумеется, прекратили бы работы незамедлительно…