Им было важно, чтобы Гуль все решил сам. И они давали ему время, натягивая узду и взнуздывая оголодавшее чудовище. Сдерживая каракатицу, они ждали его решения.
Человек становится человеком только тогда, когда начинает размышлять над своим и чужим, когда это свое и чужое замешивает в единое, и невозможно ударить постороннего, ибо любой посторонний стал частицей тебя. ОНИ это умели. Потому и прозывались Мудрецами. Они обладали терпением, которое казалось ему непостижимым. С прилежанием ваятелей они трудились над человеческими половинками, склеивая их Любовью, стоически наблюдая, как вновь и вновь разваливаются непослушные фигурки. Но сейчас Мудрецы беззвучно праздновали одну из своих немногочисленных побед. Потому что знали, что он вернется, и знали куда. И странно — Гуль не ощущал протеста.
Это была беседа равных. Мудрецы предугадали его решение, до самой последней минуты ничем не выдав своей прозорливости. Его привязанность к земному воспринималась ими серьезно. Они рисковали, двигаясь по краешку обрыва, но в конечном счете одержали победу. Ему было жаль оставлять этот пестрый и непоседливый мир, жаль себя, и все же он не желал остаться монстром. Он слышал, как трещат и перетираются опутавшие каракатицу цепи. Мудрецы сдерживали ее из последних сил. Но по-прежнему терпеливо ждали. Не торопя, не жалуясь, не попрекая…
Уже просыпаясь, Гуль отыскал среди множества лиц пару удивительно знакомых.
И, кажется, успел им улыбнуться. На мгновение мелькнул образ Пилберга, но это была уже полуявь. Он открыл глаза с убежденностью, что Пилберг ему только примерещился.
Широкая кровать, лужица окаменевшей крови на полу…
Оглядев незнакомую обстановку. Гуль постарался вспомнить, каким образом очутился здесь — в чужом доме, в чужой квартире. Впрочем, последние дни он только и делал, что перемещался из одной чужой квартиры в другую.
Поднявшись, он вышел на лестничную площадку, с недоверием прислушиваясь к царящей вокруг тишине. И тотчас показалось, что внизу кто-то вполголоса бормочет. С опозданием Гуль сообразил, что это не голос. Он снова слышал мысли крадущихся к нему людей. Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.
Глаза его столкнулись с глазами мужчины, замершего на ступенях. Агент испугался, и испуг этот неприятным эхом отозвался в голове Гуля. Кое-как он заставил себя сосредоточиться. Парализующий удар накрыл агента, и теперь тот не в состоянии был шевельнуть ни рукой, ни ногой. Спустившись, Гуль не очень уверенно обыскал его. В боковом кармане лежал тонометр, во внутреннем — пистолет с глушителем. Переложив то и другое в карманы. Гуль продолжил спуск.
Еще до того как он покинул здание, им овладело знакомое чувство опасности.
Ускорил шаги. Выскочив на залитую солнцем улицу, устремился к веренице припаркованных автомобилей. Часть из них была разбита, и он не сразу отыскал исправную машину. Вырвав дверцу, плюхнулся на сиденье и бегло осмотрелся.
Впервые в жизни он сидел за рулем и все-таки не сомневался, что заставит машину завестись и двинуться туда, куда нужно. Так оно и вышло. Та же незримая энергия, что столь властно воздействовала на людей, помогла ему пробудить двигатель. Но выехал он со стоянки крайне неудачно — помяв и поцарапав близстоящие легковушки. Ругаясь, Гуль повернул на дорогу. Тело его словно ожило. Сказывалась близость каракатицы, и, сам того не подозревая. Гуль начал суетиться. Из-за этого машина перемещалась рывками — ее заносило то вправо, то влево. Увлекшись ездой, Гуль не сразу заметил бегущих к нему людей. Громыхнули выстрелы, заднее стекло треснуло. Как ни медленно он ехал, они все-таки отставали. Крутанув баранку. Гуль свернул в боковую улочку. С наслаждением вдавил до отказа педаль газа. Машина с ревом помчалась между домами. Теперь они окончательно потеряли его. Гуль улыбнулся в зеркальце заднего вида.
Прощайте!.. Навряд ли мы с вами увидимся. Гигантская рептилия получит то, за чем явилась, и, успокоенная, вернется в земную глубь…
Он нахмурился. Сверху налетал знакомый гул. Стремительная тень накрыла машину, обогнав, понеслась по улице. И тут же на него обрушился шквал огня.
Вспышкой опалило лицо, тяжелая тугая сила с яростью ударила в спину, вышвырнув вместе с лобовым стеклом на тротуар. От боли помутилось в голове.
Позади полыхал пожар, откуда-то издалека неслись крики. Гуль разглядел мчащихся к нему людей. Один из них нес на плече длинную трубу. Что-то вроде «РГ»… Очередь из трассирующих пуль потянулась к беглецу, и только бросок в сторону спас от свистящего металла. Человек с гранатометом сосредоточенно опустился на одно колено. Вспомнив о пистолете. Гуль торопливо выхватил оружие, почти не целясь, в несколько секунд выпустил всю обойму.
Гранатометчика он не задел, но преследователи залегли. Часто оборачиваясь, он побежал. Откуда-то сбоку выскочило двое, но из дымной улицы вылетел снаряд и, угодив в угол кирпичного здания, опалил жаром всех. Снова мелькнула тень вертолета, с высоты ударило пулеметным огнем. Гуль хотел прижаться к стене, но силы внезапно оставили его. Посмотрев на свои ноги, он содрогнулся. Левая ступня навечно приросла к тротуару. Спотыкаясь и кривясь от боли, Гуль пробовал опереться на кровоточащую культю. Со стоном, больше напоминающим рычание, повалился на землю. Те двое были уже совсем близко. Хрипло дыша, он смотрел, как они целятся. Он уже ни о чем не думал.
Из всех желаний нестерпимая боль сохранила одно-единственное: чтобы все кончилось как можно скорее.