Дитя Плазмы - Страница 27

— Уйти отсюда?

— Да уйти!

— Но куда. Гуль? — Капитан произнес это таким пустым и безжизненным голосом, что вся злость Гуля моментально испарилась.

— Домой, Володя, — быстро и суетливо заговорил он, — на родину. Нам же есть куда идти… Они же не искали как следует! Им все равно! Что здесь, что там…

— Иди, Гуль. Если хочешь, ищи. Я не верю, что отсюда можно выбраться. А теперь уже и не очень понимаю, нужно ли вообще отсюда уходить.

— Но почему?! — Гуль стиснул пальцами собственное колено. Какого черта ты здесь забыл?

— Не здесь, — вяло улыбнувшись, капитан коснулся своей груди. — Вот здесь.

Гуль… Что-то произошло с моими географическими понятиями. Мне уже все равно, где я буду находиться. Там или тут…

— Я тебя не понимаю.

— Я сам себя не понимаю. Но возвращаться не хочу.

Ослепнув от внезапной догадки, Гуль сипло предположил:

— Ух не собираешься ли ты отправиться к Мудрецам?.. Володя! — Гуль встревоженно засуетился. — Володька, это же смешно, в конце концов! Просто чушь собачья!.. Что ты знаешь о них? Ровным счетом ничего!..

Не произнеся ни звука, Володя поднялся и, сделав шаг, скрылся за густой клубящейся пеленой. Гулъ метнулся за ним, но ударился о твердую поверхность и упал. Стиснув рукоять автомата, свирепо ткнул стволом в туманное пространство. Он не поникал, как мог здесь пройти капитан. В метре от его ног годнималась высокая скала. Багровый мирок снова подбросил фокус.

Вскипающий пузырями воздух закручивался в смерч, дымчатые нити вились перед глазами. Вытянув руки. Гуль осторожно двинулся вдоль скалы. Ноги ступали в невидимое, и каждую секунду он ждал, что сорвется в притаившуюся пропасть или нечто подлое, болезненно-острое, прицелившись, ударит из тумана в лицо.

Мучительное, по-черепашьи медленное движение напомнило о давнем, когда он, юный пионер, нырял в торфяную муть старого карьера. Все происходило точно так же. Руки гребками проталкивали тело вглубь, а на ум приходили мысли о холодных течениях, о ветвистых корягах, об утопленниках. Он так и не достал дна, хотя мог это сделать. Будучи в прекрасной форме, точно зная глубину карьера, он не сумел достичь последнего и самого важного — преодолеть страх. И всякая новая попытка казалась ему героическим сумасшествием…

Гуль перевел дух. Искрящийся туман пропал. Не поредел и не рассеялся, а пропал. Разом. Словно некто из семейства кудесников взмахнул волшебной палочкой, давая команду занавесу на подъем. Но, увы, легче не стало.

Увязая в невидимых сугробах, он брел по дну ущелья и бранил свои заплетающиеся ноги. Снег-невидимка вызывал глухое бешенство. Стены фьорда, мрачные и высокие, проплывали мимо, и Гуль представлял себя раненой беззащитной рыбой, угодившей в жутковатый аквариум. Акулы, мурены и кальмары населяли этот загадочный водоем. Отсюда надо было бежать! Бежать во что бы то ни стало.

* * *

Уныло прислушиваясь к лязгу металла, Гуль наблюдал за суетой колонистов.

Только теперь они не были для него колонистами. Людей, рвущихся в чужие земли, издревле называли конквистадорами. Нынешние «конквистадоры» усиленно готовились к очередному набегу. Больше других старался Ригги. Забыв про раненую ногу, погруженный в родную стихию, он любовно пересчитывал трофеи — автоматы, пистолеты, патроны… Имущество, каким бы оно ни было, вызывало у бывшего каптенармуса благоговейный трепет, и лунообразное лицо его лучилось отцовской нежностью и заботой. Неподалеку от него, прямо на камнях, устроился Сван. Принимая от приятеля «учтенное» и «оприходованное», он деловито набивал магазины патронами, передергивал затворы и сдвигал оружие в аккуратные кучки.

Говорят, паранойя — болезнь заразная. Гуль склонен был этому верить. Первый успех одурманил людей — они не собирались останавливаться. Гуль уже не помнил, кому взбрела в голову идея навестить Мудрецов, но предложение горячо поддержали. Посматривая на спорящих со стороны, Гуль всерьез подозревал Пилберга. Уж слишком умело и целенаправленно тот подогревал словесную схватку. Впрочем, никакой особенной схватки и не было.

Сомневающиеся быстро сменили свое мнение на прямо противоположное, и теперь просто-напросто подзаводили друг дружку, дабы тем самым разжечь если не отвагу, то хотя бы петушиный кураж. И многомудрый Пилберг на этот раз не язвил и не одергивал, всячески вторя своим «петушкам», подбрасывая в топку разгорающихся страстей полешко за полешком. Чтобы заставить работать мотор ритмично, его предварительно прогревают, — этим и занимался сейчас профессор. Надо было отдать ему должное, момент он выбрал чрезвычайно удачный. Еще не остывшие люди находились в самом боевом расположении духа, когда проигрывают в карты целые состояния, когда ухар-сю решаются на чудовищнейшие авантюры. И все же некая настороженность присутствовала.

Мудрецы были не чета двойникам, и, костеря будущего противника на все лады, незадачливые авантюристы нет-нет да и поглядывали в сторону матово поблескивающих трофеев. Горы сложенного на камнях оружия давали двойную уверенность.

Горы, воды и небесная твердь означали здесь одно и то же. Край так называемых Мудрецов — людей, о которых мало что знали, но о которых любили тем не менее посудачить. Собственно говоря, людьми их называли с большой натяжкой. Более справедливо было бы именовать их колдунами.

Временами их видели вблизи лагеря — неестественно прямых, высоких, не пытающихся пугливо озираться и сутулиться. В отличие от двойников они появлялись и исчезали подобно привидениям, вполне вписываясь в непостоянство окружающей среды. Возможно, по этой самой причине Мудрецов и боялись. Колонисты понимали беззащитность лагеря. Это подтверждалось снами — красочными, нечеловеческими, они посещали в любое время суток. Именно они стали первоисточником сомнений и страха. Колонисты принимались рассуждать о вещах, совершенно им не свойственных, ранее никого не интересовавших. И это настораживало.