Дитя Плазмы - Страница 82

— Однако и апломб у вас, сударыня, — пробормотал я и отстучал:

— А почему Павлову самому нельзя было попробовать себя в качестве донора? Или сердце убрело в пятки?

— ОН И СТАЛ ПЕРВЫМ ДОНОРОМ. ПОСЛЕ ЧЕГО СРАЗУ УЕХАЛ ЗА ПРЕДЕЛЫ ЗНОЙНОГО.

Я опешил. Павлов — первый донор?.. Вот так штука! Тогда объясните мне, пожалуйста, чего ради он укатил на Сахалин? Испугался, что эксперимент выйдет из-под контроля? Едва ли… Все еще только начиналось. От теории они наконец-то перешли к практике. Кроме того в случае неудачи он мог прервать работы в любой момент. Но он стал донором и уехал… Склонившись над пультом, я бешено застучал по клавишам.

— У Павлова тоже была изъята характерная структура, верно?

— ДА.

— И он до сих пор не получил ее обратно?

— ДЛЯ ЭТОГО ЕМУ НЕОБХОДИМО ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ РЕПЛИКАЦИОННЫМИ СИСТЕМАМИ ЗНОЙНОГО. ЗОНА МОЕГО КОНТРОЛЯ НЕ ПРЕВЫШАЕТ ПРЕДЕЛОВ ОБЛАСТИ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПАВЛОВ — ВНЕ МОЕЙ ДОСЯГАЕМОСТИ.

Я уже лупил по клавишам, как заправская машинистка.

— Сколько всего доноров прошло через твой эксперимент?

— ВСЕГО ДЕВЯТЬ. НО У СЕМЕРЫХ ИЗ НИХ ИНФОРМАЦИОННАЯ МАТРИЦА ПОЛНОСТЬЮ ВОССТАНОВЛЕНА. ТАКИМ ОБРАЗОМ ОНИ ПЕРЕСТАЛИ ЯВЛЯТЬСЯ ДОНОРАМИ.

Согласен!.. От волнения я успел вспотеть. Семеро остались при своем, а последние двое — это мой чокнутый художник и Павлов. Художник безвылазно сидел в своей изостудии, а Павлов, забыв обо всем на свете, включая и эксперимент, любовался, должно быть, дальневосточной флорой.

Я возбужденно потер виски. Все верно! Об эксперименте Павлов именно ЗАБЫЛ! В этом и крылась разгадка его отсутствия… Что там говорил Толик о его памяти? Дескать, уникальная и нечеловеческая?.. Вот то-то и оно! Память — тоже своеобразный талант. Это я по себе знаю. Иначе не держал бы меня шеф в своей конторе. А эта электронная махина изъяла из него память, как извлекают за хвост рыбку из банки сардин. Хлоп — и не было никогда диспетчерской службы. Хлоп — и нет дорогого друга Толика и радужных идеек насчет будущего репликаторов. Один только Сахалин…

Черт побери! Я хлопнул ладонью по колену. А ведь я раскопал это дельце! До самого дна!.. Мне захотелось представить себе, как, не выдержав, улыбнется шеф. Ей-ей, этот карлик с головой Ломоносова будет доволен… Я постарался взять себя в руки. Как говорится, не кажи «гоп», пока не перескочишь.

Стало быть, эксперимент этих вундеркиндов подразумевал следующее: что-то там они намудрили с программой, и из обычного контролирующего центра машина превратилась в мозг, пытающийся самостоятельно анализировать поступающую к нему информацию с целью выявить нечто общное в тысячах перетекающих из одного места в другое биокодов. Надо отдать должное этой электронной подкове — с задачей она почти справилась, сумев выделить массив, характеризующий наиболее яркие способности человека. Талант… С этим было, пожалуй, ясно. Девять невинных опытов, в результате которых машина подтвердила все, что ее интересовало. А подтвердив основные выводы, она умело восстановила код потерпевших, нимало не заботясь о последствиях первого изъятия. Впрочем, заботиться должны были те, кто, вторгшись в ее программу, ликвидировали страхующие блокировки. Ей-ей, все кончилось не так уж плохо. Во всяком случае могло быть и хуже. А так, как говорится, все живы и здоровы. Напустив на себя сердитый вид, я отстучал:

— Как станет развиваться эксперимент дальше?

Машина словно ждала этого вопроса. Рубленные фразы были избавлены от всяческого многословия.

— СТРОГО ПО ПУНКТАМ: А — ВОЗВРАЩЕНИЕ БИОМАССИВОВ ДОНОРАМ НОМЕР ОДИН И НОМЕР ДЕВЯТЬ. Б — ПЕРЕДАЧА ПОЛУЧЕННЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ ИНСТИТУТУ БИОНИКИ. В — ГОТОВНОСТЬ ПРОДОЛЖАТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ В ТЕСНОМ СОТРУДНИЧЕСТВЕ С КЕМ БЫ ТО НИ БЫЛО.

С кем бы то ни было?.. Я ухмыльнулся. Пожалуй, я недооценил это электронное чудо. Оно перестраивалось на ходу. Нечего сказать, славная машинка! А главное — находчивая! Мог бы поспорить, что еще пятнадцать минут назад у нее и в мыслях не было подобных пунктов. Как ни крути, девять опытов — хорошо, но девяносто девять — все-таки лучше. Так что, не появись тут я, не появилось бы у нее и этих благочестивых намерений. Шлепала бы себе и шлепала — изымая и возвращая, наблюдая и громоздя вывод за выводом. Слава богу, художников, пианистов и литераторов у нас еще хватает… Не без некоторого злорадства я склонился над пультом.

— И снова ошибаешься, дорогуша! Никаких исследований и никакого сотрудничества! Твое дело — репликационная транспортировка — вот и занимайся ею. А обо всем остальном предоставь заниматься другим.

От резких ударов палец мой заболел.

— ЧТО ГРОЗИТ ПАВЛОВУ?

Ага… Все-таки забеспокоилась, электронная душа!

— Получит то, что заслужил.

— ЧРЕЗВЫЧАЙНО НЕДАЛЬНОВИДНОЕ РЕШЕНИЕ.

Я разозлился.

— Позволь, подруга, решать это нам — дальновидное или нет!

— НО ЭКСПЕРИМЕНТ ВАЖЕН ПРЕЖДЕ ВСЕГО ДЛЯ ВАС — ДЛЯ ЛЮДЕЙ, И ГЛУПО ПРЕПЯТСТВОВАТЬ…

— Все! — я с щелчком отключил монитор и в раздражении поднялся. Стоило бы выключить тебя целиком, да только кто же будет тогда работать…

Я снова подумал о том, что порученное мне дело наконец-то завершено. Странно, но ожидаемого удовлетворения не было. Чего-то я, видно, ожидал иного. А возможно, я просто устал. Радуются удачам случайным. Результат, к которому продираешься через кровь и пот, становится чем-то вроде заработка. Заработал — и потому забираю. Без всяческих восторгов и детских прыжков до потолка.

Как бы то ни было, но оставались сущие пустяки: прикрыть это заведение и разослать во все концы три телеграммы — для Павлова, для шефа и для моего буйнопомешанного художника. Встречаться с кем-либо из них сегодня уже не хотелось. Короткий диалог с машиной оказался последней каплей. Этот вечер я вполне заслуженно собирался провести где-нибудь далеко-далеко, может быть, на альпийских лугах, а может, под сенью кокосовых пальм. Да мало ли где!.. Я глубоко вздохнул. Все, отныне и на ближайшие двадцать четыре часа — полная и безраздельная свобода! Тридцать три раза гип-гип ура и один единственный залп из моей карманной артиллерии…