Дитя Плазмы - Страница 18

— Буксующее мышление, — не без ехидства подсказал Фергюсон. — Что вы хотите, проф? Не у всех получается, как у вас: сегодня одно, завтра другое.

— Эволюция, мой дорогой воитель! Странно, что многих она раздражает.

Тридцатилетний рубеж — еще недостаточная причина, чтобы замыкаться на достигнутом. Вы все еще витаете на Земле, а это не Земля и не Марс и даже не Венера. Это иное качество, и пора бы нам всем свыкнуться с этим.

— К чему вы призываете? — Фергюсон чуть наклонил туловище, словно изготавливался броситься на профессора. — Зачем усложнять и без того сложное? Для какой такой надобности? Верно, мы уже вроде как и не на Земле, ну и что? Вы уговариваете не пользоваться земными мерками, но других мерок у нас нет, и вы их тоже не знаете. В результате мы со своими догмами движемся медленно, но при всем при том твердо стоим на своих двоих. Вы же скачете по гипотезам, как лис по болотным кочкам, и никто не сумеет точно предсказать, провалитесь вы в следующую секунду или только испачкаете хвост. Кто же действует разумнее, Пилберг?

Профессор лениво похлопал в ладоши, благодушным взором обвел присутствующих. Глаза у него поблескивали, словно их подсвечивало изнутри трепетное пламя свечи.

— Что бы я делал тут, если бы не этот забияка! Браво, Ферги! Осмелюсь спросить, отчего вы всего-навсего сержант?.. Хорошо, хорошо! Не будем о грустном. В конце концов, армия жалует не за способности. М-да… О лисице вы сказали неплохо, хотя согласиться с вами не могу. Именно эти нащупывающие прыжочки позволяли нам потихоньку собирать информацию об окружающем, и теперь мы по крайней мере представляем себе приблизительные размеры чудовища, знаем кое-что о местных аберрациях и сверхгравитации. А не проявляй мы любопытства, так и остались бы на прежнем уровне.

— Мы и остались на нем, — проскрипел Фергюсон. — Что мы знаем о двойниках?

Ничего. А о себе, о наших собственных телах, об этом чертовом лишайнике, наконец, в котором каждому мерещится свое?

— Не все сразу, любезный! — Пилберг пристукнул ладонью по столу. — Вы берете быка за рога, но сначала надо до них дотянуться. Я имею в виду рога.

Чего вы хотите от меня? Доходчивых объяснений по поводу всего происходящего? А откуда им взяться, позвольте вас спросить? Тем более что выстраивать гипотезы вы наотрез отказываетесь? Не забывайте, мы имеем дело с многомерным миром, и перейти от трехмерного восприятия к тому уровню, на котором мы очутились, более чем сложно. Двойники… — Профессор сердито засопел. — Не надо спешить, Ферги. Поверьте мне, когда-нибудь придет время и для двойников. А сейчас мы можем только предполагать. Это тоже немало.

Чем силен думающий человек? Он не знает, но предполагает!.. Почему, например, не допустить, что многомерность в сочетании со сверхгравитацией дает своеобразное дробление? И в результате из одного четырехмерного получаем два устойчивых трехмерных образа. Устроит вас подобное объяснение?

— Разумеется, нет!

— Другого ответа я и не ждал. — Пилберг скривился. — Но учтите, это только рабочий вариант. Никакая теория не строится из ничего. Нужны предположения, пусть даже самые сумасшедшие, потому что человечество никогда не знало, что, собственно, следует называть сумасшедшим, а что нет. Любопытствуйте и не бойтесь ошибиться!.. Да вот вам наглядное подтверждение! — Профессор кивнул на Гуля. — Русский и русская речь. Так сказать, свежий глаз. И сразу было обращено внимание на артикуляцию, на несоответствие произносимого и слышимого.

— И что с того? — пробубнил Фергюсон. — Это мы и сами замечали. А выводы?

Да никаких!

— Потому что привыкли! — рявкнул Пилберг. — Привыкли и привыкаем!

— Отчего же? Помнится, вы и тогда что-то там предполагали. Еще месяц назад.

И про телепатию говорили, и про некий транслирующий разум… По-моему, вы и сами в конце концов поняли, что все это чепуха.

— Нет, не понял! — возразил профессор. — Потому что сегодня это, может быть, и чепуха, но завтра, осмыслив очередной неприметный фактик, я наверняка доберусь до истины. Потому что у меня найдется на что опереться.

Не уставайте размышлять! Интуиция — это зверь, которого необходимо подкармливать. Ежедневно!

— Знакомо! — Фергюсон нервно задергал острыми плечиками. — Бергсон, Тойнби и так далее. Творческое меньшинство и инертное большинство… Хотите скажу, отчего все так цепляются за ваших интуитивистов? Да оттого, что способность к творчеству, по Бергсону, связана с иррациональной интуицией, которая, как божественный дар, дается лишь избранным. Чудесная лазейка для слабоумных!

Трудно ли выдать скудоумие за иррациональность? Тем более что тот же Бергсон яростно противопоставлял рассудок интуиции. Великолепно! Я туп и убог, а потому гений! А там и рукой подать до нимба Божьего избранника.

— Спасибо, я вас понял. — Пилберг церемонно поклонился. — И насчет слабоумия, и насчет тупости…

— Я вовсе не это имел в виду!

— Неважно, — профессор великодушно отмахнулся. — Можно кромсать великих за ошибки, но вот наскоков на интуицию я вам не прощу.

Гуль, не отрывавший глаз от спорщиков, вдруг ощутил справа от себя движение. Он не успел обернуться. Воздух на террасе задрожал, цвета неузнаваемо переменились, на секунду-другую все пугающе перемешалось. Гуль сидел теперь на месте профессора и глядел на приоткрывшего рот Ригги. Рядом с Трапом, прямо на столе, возбужденно перетаптывались чьи-то босые ноги.

Определить хозяина было совершенно невозможно, потому что выше лодыжек начиналась такая множественная чехарда, что глаза тотчас откликались болью, словно смотреть приходилось сквозь очки в десятки диоптрий. Напротив вместо Володи располагалась чья-то спина с шевелящимися лопатками. Сван? Или кто-то другой?..